
Для своего творчества он использует настоящие черепа овец и баранов. Каждая работа обладает своей историей и отличается размером, техникой исполнения и узором. Михаил вдохновляется кружевами, вязаными крючком изделиями, архитектурой и старинными тканями.
Михаил Божок родился и вырос в Магадане, но его отец – белорус, а мама – украинка. Его бабушки и дедушки поехали осваивать Колыму – в советское время так можно было неплохо заработать. На родину отца Михаил вернулся в 2007 году. Выбрал Беларусь, потому что здесь живут родственники и здесь теплее, а в Магадане зима длится девять месяцев.

Михаил стал вырезать по черепам год назад. «Я был в магазине декора в "Арена-сити" и увидел череп бизона. Попросил, чтобы мне его показали – оказалось, что это гипсовая модель. Я огорчился и задумался: почему не продают настоящие, почему всё гипсовое и тяжелое?». Образование и профессия Михаила идеально подошли под его хобби. Он биолог, но уже десять лет работает графическим дизайнером.

Михаил не стал бы работать с черепами, если бы его девушке это не понравилось: «Но моя первая работа, неожиданно для меня самого, вызвала у неё лишь восхищение».

Черепа домашних животных Михаил покупает у заводчиков. На самом деле он такой не один: за головами «охотятся» и медики, и художники. Найти заводчиков было совсем несложно – например, под Минском есть фермерское хозяйство, которое разводит овец. А есть ещё и перекупщики, которые заказывают баранов или овец на мясо.

Больше всего ему нравится работать с черепами баранов и овец. Овечий череп среднего размера хорошо ложится в руку, с ним приятно работать. У коров и лошадей гораздо больше площадь для резьбы – на работу уходит гораздо больше времени. И рисунок другой: он должен состоять из более крупных деталей, чтобы хорошо смотрелся и читался.

На чистый череп Михаил разноцветными карандашами (чтобы не запутаться в линиях) наносит эскиз. Говорит, что интересно рисовать мандалы – сплошная медитация. В нескольких работах Михаила есть особенность: он располагает рисунок не центрально, а смещает в сторону. Когда эскиз на черепе уже есть, Михаил начинает его прорезать бормашинкой. Она жужжит, когда работает, но соседям не слышно. Сразу появляется специфический запах, как в кабинете стоматолога, потому что кость – те же зубы. Но запах быстро выветривается.

Михаил работает в спецодежде, фартуке и респираторной маске. «Единственное, от пыли чихаю, и её потом надо протирать. Но пыль – это же не грязь». Михаил рассказывает, что при процессе резки никто никогда не присутствовал. Так совпало, да и вначале он не афишировал своё увлечение.

Рисунок в процессе резки может меняться – по ходу дела видно, что где-то прорезать не получится (кость может сломаться) или просто не смотрится.

Например, так получилось с черепом Викки. Михаилу изначально хотелось больше рюшек и вместо больших дырок сделать тонкий контур, но результатом остался доволен.

Михаил старается делать что-то аутентичное или стилизованное. Про наброски на черепе волка, который лежит на кухне, рассказывает: «Я взял геометрию: треугольники и квадраты, которые североамериканские индейцы изображали на своей одежде и покрывалах. Начертил, но не знаю, что получится в конце». С этим черепом Михаилу работать трудно и интересно: мало места и очень плотная кость – сразу видно, что волк много мяса ел.

У Михаила всего девять работ. Четыре продал: бобра, лису, Долли и коня. Знакомая девушка с друзьями взяла в подарок бобра, а себе купила коника. Он был домиком для тарантула. Смотрелось атмосферно, говорит Михаил: получился такой Техас. Ещё два улетели в США: в Чикаго и Лос-Анжелес.

Однажды летом Михаил выставлял работы на рыцарском фестивале. Если взрослые смотрели с опаской, детям очень нравились работы, и они говорили родителям: «Смотрите, динозавры!»